Бироновщина - Страница 27

Передъ нею стоялъ стройный, статный бояринъ. Видя ея нерѣшительность, онъ прибавилъ:

— Я Разумовскій. Меня послала къ вамъ сама цесаревна.

Лилли, уже не колеблясь, подала ему руку. Но, идя съ нимъ въ "променадѣ", она старалась припомнить, что слышала про Разумовскаго:

"Да! Вѣдь это тотъ самый малороссъ, который y себя на Украйнѣ былъ простымъ пастухомъ, но за свой чудный голосъ былъ взятъ пѣвчимъ въ приходскую церковь и y дьячка научился церковному пѣнію и грамотѣ; а потомъ, когда набирали въ Малороссіи пѣвчихъ для придворнаго хора, попалъ и въ Петербургъ, сдѣлался здѣсь пѣвцомъ-солистомъ цесаревны и, наконецъ, управляющимъ ея имѣніями"…

Размышляя такъ о своемъ кавалерѣ, Лилли двигалась объ руку съ нимъ подъ звуки марша, въ нескончаемой вереницѣ маскированныхъ, по всей анфиладѣ парадныхъ аппартаментовъ дворца, чтобы затѣмъ возвратиться снова въ танцовальный залъ.

Тутъ на смѣну «променада» оркестръ заигралъ ритурнель къ контрдансу. Разумовскій, не выпуская руки Лилли, сталъ съ нею въ рядъ танцующихъ.

"Чудакъ! думала про себя Лилли. — Послали его ко мнѣ, такъ онъ считаетъ священнымъ долгомъ не отходить отъ меня уже цѣлый вечеръ. И хоть бы ротъ раскрылъ! А то молчитъ, какъ рыба. Ободрить его развѣ?"

— Вы вѣдь, кажется, въ особенномъ фаворѣ y цесаревны? — начала она разговоръ.

— Благодѣтельница она моя… — пробормоталъ онъ. — Разумомъ острая, сердцемъ добрая, жалостливая…

И опять застѣнчиво умолкъ.

Начался контрдансъ. Тогда танцовали его совсѣмъ не такъ, какъ въ наше время: и кавалеры, и дамы самымъ старательнымъ манеромъ выдѣлывали отдѣльныя па. Впервые въ жизни танцуя на большомъ придворномъ балу, Лилли прилагала съ своей стороны все усвоенное ею отъ придворнаго балетмейстера умѣнье, чтобы не ударить въ грязь лицомъ. Тѣмъ не менѣе она невольно поглядывала все въ одну сторону, любуясь на молодую боярыню, каждое движеніе которой было полно неподражаемой граціи.

— Вѣдь это цесаревна? — спросила она своего кавалера. — Она, въ самомъ дѣлѣ, не танцуетъ, а порхаетъ…

— Якъ ластивочка, якъ витеръ y поли! — отозвался Разумовскій съ непритворнымъ обожаніемъ.

Только-что контрдансъ пришелъ къ концу, какъ къ нимъ подлетѣла Скавронская и, подхвативъ Лилли подъ руку, увлекла вонъ изъ зала.

— Ну, милочка, теперь пойдемъ переодѣваться.

— Но ты танцовала вѣдь уже съ своимъ рыцаремъ и променадъ, и контрдансъ.

— Да, но твоя Менгденша обратила уже вниманіе; она принимаетъ его вѣдь за своего Шувалова.

— Такъ ты съ нимъ еще не наговорилась?

— Куда! Вѣдь мы съ Мишелемъ не видѣлись больше года. Онъ прибылъ сюда изъ своего полка безъ всякаго разрѣшенія…

— Какъ! И Биронъ, значитъ, тоже ничего не знаетъ?

— Ничего, и не дай Богъ, чтобы узналъ: вѣдь онъ же и выслалъ Мишеля изъ Петербурга. Я все это тебѣ какъ-нибудь разскажу. Но сейчасъ будетъ менуэтъ. Чтобы танцовать опять съ нимъ, я должна быть въ другомъ видѣ; мы съ тобой опять обмѣняемся костюмами.

Въ Юліанѣ, дѣйствительно, заговорила уже какъ-будто ревность: пользуясь паузой въ танцахъ, она подошла къ своему воображаемому рыцарю. Хотя Воронцовъ и слышалъ давеча отъ Петра Шувалова, что гоффрейлина принцессы будетъ замаскирована Діаной, но положительно забылъ уже про ея существованіе. Когда она вдругъ предстала теперь передъ нимъ въ образѣ дѣвственной богини охоты съ полумѣсяцемъ во лбу, съ колчаномъ; полнымъ стрѣлъ, черезъ плечо и съ золотымъ лукомъ въ рукѣ, - онъ невольно вздрогнулъ.

— Что, трепещете, г-нъ рыцарь? — обратилась къ нему по-французски Юліана. — Вы нарочно будто убѣгаете отъ меня.

— Трепещу, божественная, и убѣгаю безъ оглядки: отъ вашихъ стрѣлъ нѣтъ никому вѣдь пощады, — отвѣчалъ Воронцовъ, стараясь измѣнить свой голосъ. — Горы и дебри кругомъ оглашаются стонами раненыхъ вами звѣрей…

— А вы какой же звѣрь: олень, кабанъ или заяцъ?

Въ такомъ шутливомъ духѣ продолжалась ихъ болтовня нѣсколько минутъ, когда Юліана завидѣла возвращающихся въ залъ швейцарку и турчанку.

— Вотъ и ваша турчанка, — сказала она. — Но она, боюсь я, обратитъ васъ въ свою магометанскую вѣру; а многоженство y насъ строго запрещено! Поэтому позвольте дать вамъ въ спутницы добрую христіанку.

И, подойдя съ нимъ къ швейцаркѣ, которую принимала за Лилли, она объявила ей, что вотъ г-нъ рыцарь желалъ бы протанцовать съ нею менуэтъ. Швейцарка робко протянула ему руку, но когда отошла съ нимъ вонъ, то прыснула со смѣху:

— Она хотѣла наказать насъ обоихъ, но мы ей великодушно простимъ!

Къ турчанкѣ въ то же время приблизился Разумовскій, считавшій ее Аннетъ Скавронской, и почтительно просилъ «графиню» не отказать ему въ менуэтѣ. Волей-неволей Лилли пришлось войти въ роль подруги и занять съ нимъ въ третій разъ мѣсто въ ряду танцующихъ.

Подъ медленный ритмъ менуэта, этого по истинѣ аристократическаго танца, задвигались по залѣ безчисленныя маски, съ изысканной граціей обмѣниваясь съ сосѣдями направо и налѣво почтительно-важными поклонами.

Есть секта «скакуновъ», доходящая въ своихъ фанатическихъ "радѣніяхъ" до такого экстаза, что заражаетъ наконецъ и постороннихъ зрителей.

Нѣчто подобное случилось въ настоящемъ случаѣ и съ Лилли, которая, впрочемъ, и раньше ужъ была большой поклонницей менуэта. Увлеченная примѣромъ всѣхъ окружающихъ, она всѣмъ существомъ своимъ отдалась прелести изящныхъ тѣлодвиженій, согласованныхъ съ музыкальнымъ ритмомъ. Ей было теперь уже не до пустыхъ разговоровъ съ своимъ кавалеромъ, которые нарушили бы только гармонію танца.