Бироновщина - Страница 66

— А вы, графъ, того же мнѣнія, какъ и мы всѣ? — приступилъ къ нему уже прямо Лёвенвольде. — Или y васъ иныя препозиціи?

Тутъ y Остермана сдѣлался страшный пароксизмъ кашля. Ворочая зрачками такъ, что видны были одни бѣлки, онъ кашлялъ безъ перерыва нѣсколько минуть, то забрасывая голову, то опуская ее на грудь, — что можно было, при желаніи, принять и за знакъ согласія. Такъ истолковалъ это движеніе и Биронъ, который обратился къ присутствующимъ съ благодарственною рѣчью (по обыкновенно, по-нѣмецки):

— Глубоко тронутъ, милостивые государи, вашимъ лестнымъ довѣріемъ и постараюсь оправдать его всѣми мѣрами. Возлагаемое вами на меня бремя весьма тяжко, но въ уваженіе къ великимъ благодѣяніямъ государыни императрицы, изъ горячей привязанности къ ея высокой фамиліи и по собственному моему расположенію къ славѣ и благоденствію Россійской имперіи, я не считаю себя въ правѣ отказаться. Но манифестъ о престолонаслѣдіи еще не подписанъ, а сенатъ и генералитетъ созваны уже въ дворцовую церковь. Вы, графъ Остерманъ, какъ первый министръ, благоволите прочитать государынѣ проектъ манифеста и поднести къ подписанію, а затѣмъ спросить соизволеніе ея величества, кого ей угодно будетъ назначить послѣ себя регентомъ.

Въ кашлѣ Остермана наступила небольшая пауза, и онъ имѣлъ на этотъ разъ возможность отвѣтить:

— Прочитать манифестъ и отдать его къ подписи, извольте, я могу. Но вопросъ о регентствѣ возбужденъ не мною; прошу отъ него меня и теперь избавить.

— Но кто же въ такомъ случаѣ, помилуйте, доложить объ немъ государынѣ?

— Ни я, ни мои сотоварищи по кабинету: мы всѣ трое одинаково заинтересованы въ томъ, чтобы регентомъ былъ не кто иной, какъ ваша свѣтлость. Всего безпристрастнѣе въ настоящемъ случаѣ, мнѣ кажется, могъ бы выступить нашъ досточтимый фельдмаршалъ графъ Минихъ.

— Совершенно справедливо! — въ одинъ голосъ подхватили оба другихъ кабинетъ-министра. — Императрица такъ уважаетъ ваше сіятельство…

Фельдмаршалъ сталъ было тоже отговариваться; но герцогъ и всѣ присутствующіе присоединились тутъ къ настояніямъ трехъ кабинетъ-министровъ; Миниху ничего не оставалось, какъ уступить.

— Теперь, господа, къ государынѣ, - сказалъ Биронъ, и всѣ, слѣдомъ за нимъ, двинулись къ царской опочивальнѣ.

Дежурившій y входа туда камергеръ доложилъ о нихъ и затѣмъ пригласилъ всѣхъ войти. Ни одинъ изъ спутниковъ герцога не имѣлъ еще случая видѣть Анну Іоанновну со времени ея переѣзда изъ Петергофа, а потому всѣхъ поразила ужасающая перемѣна, происшедшая съ нею за ка кія-нибудь пять-шесть недѣль. Цѣлая горка пышныхъ подушекъ подпирала спину и голову полулежавшей на своей постели, смертельно больной монархини. Но тучный корпусъ ея, не заключенный по-прежнему, какъ въ панцырь, въ стальной корсажъ, своей безформенной массой глубоко вдавился въ пуховую подпору. Голова точно такъ же безсильно склонилась на одинъ бокъ.

Только когда Остерманъ (оставившій свое кресло за дверью и опиравшійся теперь на испанскую трость) выступилъ впередъ съ пергаментнымъ листомъ въ рукѣ и началъ докладывать, что, согласно выраженной ея величествомъ волѣ, заготовленъ высочайшій манифестъ о назначеніи принца Іоанна Антоновича наслѣдникомъ всероссійскаго престола, каковой манифестъ онъ будетъ имѣть счастіе сейчасъ прочитать на предметъ одобренія онаго ея величествомъ, — Анна Іоанновна повела глазами въ сторону герцогини Биронъ, стоявшей y ея изголовья, и чуть внятно прошептала:

— Принца…

Нѣсколько тугая на ухо герцогиня склонилась ухомъ къ губамъ государыни и переспросила, что ей угодно.

— Принца принеси!

Обдѣленная и мыслительною способностью Бенигна съ недоумѣніемъ оглянулась на своего супруга.

— Ея величество требуетъ, чтобы принцъ-наслѣдникъ присутствовалъ при чтеніи манифеста! — рѣзко замѣтилъ ей по-нѣмецки герцогъ.

— Ja so! — поняла она наконецъ и поспѣшила въ дѣтскую.

Здѣсь маленькій принцъ оказался на рукахъ Лилли. Расхаживая взадъ и впередъ, она его укачивала, тогда какъ чухонка-кормилица, проведшая съ нимъ безпокойную ночь, прилегла на кровать.

— Вставай! вставай! — затормошила ее герцогиня.

— Государыня вѣрно желаетъ видѣть принца? — догадалась Лилли.

— Ну да, да! А гдѣ его парадное одѣяло?

"Или теперь, или никогда!" рѣшила про себя Лилли и, наскоро завернувъ младенца въ «парадное» одѣяльце, проскользнула въ царскую опочивальню. Тутъ, однако, неожиданно очутившись передъ цѣлымъ собраніемъ государственныхъ мужей въ раззолоченныхъ мундирахъ, она растерялась и приросла къ полу. Влетѣвшая за нею герцогиня не замедлила отнять y нея малютку-принца. Но сдѣлала она это опять слишкомъ порывисто; одѣяльце развернулось, и отъ холоднаго дуновенья, а, можетъ быть, и отъ неумѣлаго обращенья, засыпавшій уже царственный младенецъ разомъ пробудился и заявилъ о своемъ неудовольствіи во все свое младенческое горло. Сановники украдкой переглядывались. Императрица не выдержала и отрывисто замѣтила своей не по разуму усердной статсъ-дамѣ:

— Отдай его ей, отдай… Дура!

Послѣднее слово пробормотала она, впрочемъ, уже настолько невнятно, что разслышали его, должно быть, только сама герцогиня да Лилли. Возражать, конечно, не приходилось, и принцъ перешелъ обратно на руки къ Лилли. И, странное дѣло! едва только прижала она его къ своей груди, какъ безутѣшный, точно попавъ въ родное лоно, мигомъ успокоился.

Теперь Остерманъ имѣлъ возможность прочитать государынѣ и ея наслѣднику манифестъ, — что и исполнилъ не слишкомъ тихо и не слишкомъ громко, дабы, съ одной стороны, ея величество могла разслышать каждое слово, а съ другой — не было нарушено душевное равновѣсіе ея наслѣдника. На столѣ, по распоряженію Бирона, заранѣе ужъ былъ приготовленъ письменный приборъ. Когда Остерманъ, закончивъ чтеніе, поднесъ манифестъ императрицѣ, герцогъ вручилъ ей обмакнутое имъ въ чернила лебединое перо. Умирающей стоило, повидимому, большого усилія начертать даже свое имя. Послѣ этого всѣ присутствующіе сановники по очереди стали подходить къ столу, чтобы царскую подпись «контрасигнировать» и своимъ рукоприкладствомъ.