Бироновщина - Страница 58

— Держи его, держи! — неумолчно доносился вслѣдъ ему зычный ревъ жандарма.

И нашелся человѣкъ, внявшій этому кличу, — ражій дворникъ, сгребавшій передъ однимъ домомъ въ кучу накопившуюся за зиму грязь. Съ поднятой въ рукахъ лопатой онъ выступилъ на середину улицы. Но Самсоновъ съ налету сшибъ его съ ногъ, а самъ полетѣлъ далѣе.

Вотъ и Синій мостъ. Тутъ только бѣглецъ нашъ отдалъ себѣ отчетъ въ томъ, что цѣль его вѣдь — фельдмаршалъ Минихъ. Домъ фельдмаршала былъ на Васильевскомъ острову, по набережной большой Невы, между 11-й и 12-й Линіями (гдѣ теперь Морской корпусъ). Единственнымъ же сообщеніемъ съ Васильевскимъ островомъ служилъ тогда Исаакіевскій мостъ между сенатомъ и адмиралтействомъ, напротивъ церкви Исаакія далматскаго. Стало быть, туда!

На широкомъ пространствѣ отъ Синяго моста до Исаакіевскаго былъ для скачущаго полный просторъ. Такъ какъ, однако, Исаакіевскій мостъ былъ построенъ недавно — въ 1727 году, — то для возмѣщенія произведенныхъ на него расходовъ существовалъ еще такъ-называемый "мостовый сборъ", и всѣ переѣзжающіе или переходящіе черезъ мостъ должны были вносить мостовому сборщику установленную лепту, становясь для этого въ очередь. Самсоновъ дожидаться, понятно, не сталъ и не въ очередь прорвался на мостъ. Сборщикъ кричалъ вслѣдъ ему что-то; но онъ летѣлъ впередъ безъ оглядки, безъ устали работая плеткой, потому что за нимъ по деревянной настилкѣ моста стучали уже копыта жандармскаго скакуна.

Недалеко отъ конца моста встрѣтилось новое препятствіе: навстрѣчу ѣхали, обгоняя другъ друга, два лихача-извозчика, а на островъ, очевидно — на биржевую таможню, тянулся обозъ нагруженныхъ ломовыхъ подводъ. Произошла нѣкоторая заминка.

— Задержите его, ребята! — вопилъ ломовикамъ жандармъ.

— Эвона! Такъ для тебя и задержимъ! — былъ ему отвѣтъ. — Скачи, малый, улепетывай!

Сейчасъ вотъ и конецъ мосту; но на углу — будка, а передъ будкой — будочникъ съ алебардой. Завидѣвъ скачущихъ другъ за другомъ Самсонова и жандарма, онъ выбѣжалъ впередъ и протянулъ передъ первымъ свою алебарду въ видъ рогатки.

— Стой!

Самсоновъ стегнулъ свою измученную уже лошадь со всего маху и гикнулъ. Какъ окрыленная, она всѣми четырьмя ногами взвилась на воздухъ. Но будочникъ еще выше поднялъ алебарду. Лошадь задѣла за нее задними копытами, перекувырнулась, да такъ и осталась лежать, придавивъ собой одну ногу всадника.

"Пропалъ! — рѣшилъ про себя Самсоновъ. — Притвориться развѣ мертвымъ?"

— Эй, ты, долголь еще лежать-то будешь? — окликнулъ его жандармъ.

— Знать, шибко убился, до обумертвія, — подалъ голосъ будочникъ. — Да и лошадь, вишь, на него навалилась.

— Такъ подыми ее, за хвостъ-то.

Сталъ будочникъ тащить ее за хвостъ.

— Ну, ну, вставай, что ли!

Лошадь сдѣлала попытку приподняться, но опять повалилась.

— Да ты бы въ бокъ ее лебардой! — командовалъ жандармъ.

Алебарда подѣйствовала: послѣ новаго усилія лошадь поднялась на ноги, но дрожала еще всѣми членами.

— Эхъ, эхъ! и колѣна-то себѣ какъ отшибла! — замѣтилъ будочникъ. — А бѣгунокъ твой все еще безъ памяти.

— Такъ растолкай его!

Сталъ будочникъ расталкивать "бѣгунка", но тотъ по-прежнему не подавалъ и признаковъ жизни.

— Нѣтъ, какъ есть мертвое тѣло!

— Эка служба каторжная! — пробурчалъ жандармъ, нехотя слѣзая наземь.

Но едва только онъ подошелъ къ "мертвому тѣлу", какъ тѣло ожило, схватило его за обѣ ноги, и самъ онъ растянулся на землѣ. Въ тотъ же мигъ Самсоновъ вскочилъ на ноги и — на собственную лошадь жандарма.

— Вотъ такъ такъ! Ай, молодца! Ха, ха! — раскатисто загрохотали ломовики, свидѣтели всей этой сцены. — Ну-ка, лови его теперь, лови!

Пока ошеломленный жандармъ пришелъ въ себя да собрался нагонять бѣглеца на оставленной ему чужой лошади, съ трудомъ передвигавшей свои разбитыя ноги, — того и слѣдъ простылъ.

VIII. Фельдмаршалъ графъ Минихъ

.

Во второй половинѣ апрѣля солнце заходить въ Петербургѣ довольно поздно — около 8-ми часовъ вечера. Когда описанная сейчасъ скачка съ препятствіями пришла къ концу, солнце было уже за горизонтомъ; но темноты еще не наступило, а потому ѣхать къ дому графа Миниха прямымъ путемъ по набережной y всѣхъ на виду было бы безразсудно.

Проскакавъ внизъ по Кадетской линіи до большого проспекта, Самсоновъ завернулъ по проспекту налѣво, а когда миновалъ нѣсколько линій, то взялъ опять направо и мчался такъ все впередъ, пока не достигъ Малаго проспекта.

Здѣсь въ тѣ времена была еще почти сплошная дичь и глушь: кое-гдѣ лишь убогій домишко, а то заборы, огороды или по-просту пустыри, поросшіе кустарникомъ.

Весь Малый проспектъ, и вверхъ и внизъ, точно вымеръ; свидѣтелей, значить, не было. Сойдя съ лошади, Самсоновъ потрепалъ ее сперва въ благодарность по шеѣ; потомъ сорвалъ съ куста добрый хлыстъ (плетку во время паденія онъ потерялъ), повернулъ лошадь головой въ сторону большой Невы и вытянулъ ее хлыстомъ. Неприготовленная къ такому обращенію послѣ испытанной только-что ласки, она сдѣлала воздушный прыжокъ и ускакала вонъ.

Теперь только Самсоновъ оглядѣлъ свое платье: сверху до низу оно было забрызгано, замазано уличною грязью. Онъ взялся за голову: и картуза на немъ уже не было! Ну, какъ въ такомъ видъ предстать передъ фельдмаршаломъ?

На помощь ему пришла сама природа. Съ Ладожскаго озера нагнало дождевую тучу, закрапалъ дождь и вдругъ полилъ какъ изъ ведра.

Подставляя подъ ливень, какъ подъ душъ, то лицо и грудь, то бока, то спину, Самсоновъ смылъ съ себя всѣ слѣды улицы, а затѣмъ, въ виду сгустившихся уже сумерекъ, рѣшился двинуться къ конечной своей цѣли. Четверть часа спустя онъ входилъ подъ колоннаду крыльца фельдмаршалскаго дома. У входа горѣли два масляныхъ фонаря, а потому стоявшій за стеклянною дверью швейцаръ могъ хорошо разглядѣть всю неприглядную фигуру юноши, съ непокрытой головы и всей одежды котораго вода бѣжала ручьями. Поэтому же онъ встрѣтилъ входящаго далеко нелюбезно: